Судьба машиниста

Василий Степанович Грунин, с которым мы познакомились этим летом, — ровесник Селивановского района. Всю свою жизнь он предан своей малой родине. Здесь он родился, здесь познал первые уроки жизни: тотальная бедность, тяжелый деревенский быт, потеря близких. Здесь он трудился многие годы и нашел свою судьбу, здесь он построил дом, воспитал детей, и здесь он продолжает вносит свой вклад в жизнь своего поселения. Сейчас очень модно употреблять понятие патриотизм, многие даже не представляют что это или не понимают этого. Так вот учиться любить свою Родину нужно у таких людей, как он: скромных, переживающих, интересующихся делами вокруг, помнящих свои корни и желающих сохранить историческую память для новых поколений. Василий Степанович часто вспоминает свою деревню, в которой родился, по возможности приезжает туда. Он помнит где кто жил, он написал все по памяти на листочке и хочет отдать в районный музей.

«Хочу отдать это в музей, деревня наша, Мокеевка, еще жива, там живут дачники, там есть колодец, речка не очень далеко. Была она на два порядка, у меня 80 хозяйств записано, и все их я помню, и как распадалась деревня помню, кто первый уехал.»

У него замечательная память, он помнит все тонкости своей жизни, говорит, что память детская сильная. Очень интересно рассказывает, позитивно, даже о тяжелом и печальном времени своей жизни старается говорить, подбадривая себя.

«Помню, какие лошади у нас были. Первая была белая лошадь -Колчак называлась, потом цыгане приехали, дедушка обменял этого Колчака, а себе помоложе взял лошадь — Аскольд называли.
А хлеб помню цепами молотили, снопы клали и цепами били, выбивали зерно-то, а потом через бревно этот сноп клали и через бревно еще колотили, чтобы все выбить, ведь сеялок в то время не было.»

Василий Степанович в нашем разговоре часто вспоминал своего деда и с улыбкой сказал:

«А у дедушки поговорка была: «Ешь солому, а форс держи». Вот я и держу.
И вправду в свои 90 Василий Степанович содержит в чистоте и уюте свой дом, работает на своем земельном участке, каждое утро делает зарядку, посещает общественные мероприятия. Словом, старается быть полезным своим родным и землякам.

Встречает нас у дома: «Добро пожаловать!»

• Василий Степанович Грунин — очень уважаемый человек у нас в поселении, с него мы берем пример, — знакомит нас глава администрации Волосатовского сельского поселения Валентина Степановна Кобякина.
• Я и не думал, что мне такая честь выпадет. Таких как я у нас сотни.

Василий Степанович — очень скромный человек, который имеет большие трудовые заслуги. Он приветливо нас встретил и с удовольствием рассказал о своей судьбе.

Но сначала мы прошлись по его усадьбе.

«Вот цветы здесь, у меня дочь занимается, я только обслуживаю, поливаю. Вот смотрите. Вот тут розы, они, правда, уже отцвели почти, вот другие цветочки цветут, а в том огороде еще больше, особенно мне нравятся хризантемы, так хорошо этот год цветут. Смородина смотрите до сих пор.»

• Пойдемте в дом. Заходите, пожалуйста.
• Я один живу, вот уже девять лет, как не стало моей супруги Анастасии Титовны.
  Родился я в деревне Мокеевка, в 15-ти километрах от этого поселка, Селивановского района Гостининского сельского совета в 1929 году. У нас было единоличное хозяйство. Дедушка, Никан Мироныч, держал лошадь, у него было два сына: мой отец Степан Никаныч и Емельян Никаныч Грунины. Они воспитывались одни, у них рано мать умерла. Пока лошадь была, дедушка был, как сейчас говорят, бизнес у него был. Он в то время ездил на лошадке по деревням, мелким товаром торговал (иголками, нитками). Дорог в то время не было никаких, поэтому лошадь была необходима, ценностью была. И вот он ездил и у него какой-то был доход, на то и существовали, плюс свое подсобное хозяйство, корову держали. А потом началась коллективизация. Дедушка никак не хотел в колхоз вступать. Ему, значит, налог дают. Он выплачивает. Потом у него лошадь отбирают. Потом опять ему налог дают за то, что в колхоз не вступает. Опять он уплачивает, какие-то средства находит. И в конце концов последний раз дали ему налог в 1933 году, я вот помню это, детская память сильная, ему уже нечем платить было и его посадили в острог. Год острога ему дали за неуплату этого налога. Он отсидел, вернулся оттуда, немного пожил и умер. В общем, в остроге его уже довели до этого.
• Это Вы помните, как пришел дедушка?
• Я помню. А раньше ведь как, не бани, ничего не было в деревнях, его посадили в корыто, печку русскую натопили и горячей воды в чугунах нагрели. И вот его намыли. И на печь он отдыхать пошел. И вот немного пожил с нами и умер.
• А дальше что?
• Дедушки не стало. Мать (вторая жена дедушки) все-таки настояла вступить в колхоз. Вступили. Вот помню картошку привозили в фурах, работали за трудодни, а хлеба, не ржи ничего не давали. А когда единоличное хозяйство у нас было, своя земля, раньше на каждого едока давали землю, лошадка своя, у нас урожай хороший был. А как лошадь отняли, нищими нас сделали. Вот и все. И корову увели, телка была, и ее увели.
• А Вы учились?
• А я, как исполнилось 7 лет, поступил в Гостининскую семилетнюю школу, в километре от нашей деревни. В Гостинино учились горицкие, позняковские, гостининские, головинские и надеждинские. И я в этой школе окончил три класса.
  Перед этим, когда в колхоз вступили в 1937 году, мать отправила моего отца в Москву. А в Москве был у нее дядя — Заломов.
  И вот нашу деревню стали покидать. Первыми ее покинули Пятунины (Владимир Алексеевич, у меня сохранился его портрет и про него очень много написано, он жил у дочери, сейчас он уже умер, а когда-то я с ним в футбол играл, на Горбатку приезжала наша команда, это было уже когда я в школе машинистов учился), потом Пелевины, Зотов Кузьма и другие.
  И вот отец уехал, устроился дворником в Лосиноостровске (позднее этот подмосковный город вошел в состав Москвы), потом к нему мать уехала, а я так и жил с бабушкой до 10 лет. А потом в 1940 году отец трагически погиб, током убило.
  В общем, меня привезли в Москву в конце 1939 года к началу учебного года. Я три класса окончил, а меня во второй класс направили (смеется). Деревенский парень приехал, на О ворочил. Стихотворение, как сейчас помню, «Кукушка и петух» (а я «Кокушка и пятух»). Весь класс смеется. Ну, деревенский, маленького роста, один живот, кушали-то что, ели плохо, очень бедно жили.

А в Москву-то как мы перебирались. В Москву к отцу мать уехала, ну в Лосиноостровск, военный городок, и завод там был ЗУП (завод учебных приборов), там делали гранаты деревянные, винтовки деревянные, а уж когда война началась этот завод стал военным.
Нам в военном городке 12 квадратных метров комнатку дали. Там был двухэтажный дом, одно крыло, второе крыло, один туалет на всех. Когда с отцом несчастье случилось, меня из деревни тоже взяли. Мокеевка-то распадаться начала. А еще сестра поехала и бабушка. Старший брат (на шесть лет меня старше) семь классов окончил и его взяли, он поступил в архитектурный техникум. И он заменил мне отца.
А тут началась война. Старший брат с работы приходит и на чердак, зажигательные бомбы немцы бросали, а нас в щель, около каждого дома двухэтажного была щель — бомбоубежище, то есть щель, обшитая досками, сверху накат бревенчатый, и нас, детей, с вечера в эту щель сажали, летят вражеские самолеты, сирены гудят, мы там прятались и ночевали.
Нас погрузили в двухосные вагоны, их тогда называли «теплушки», и оборудование заводское тоже погрузили и повезли. Куда везут? Что нас ждет? Дали батонов, хлеба черного, сыра в дорогу. Мы ехали до Северного Казахстана месяц ровно. И главное, что с 6 на 7 ноября мы были бы в Ярославле, наш эшелон. И была бомбежка. 9 штук немецких самолетов бомбили станцию Лосиноостровская (это товарная станция). Я вижу бомба летит, я под вагон, пролетела, я на другую сторону. Это первая бомбежка, которую я увидел.
И вот нас привезли в город Петропавловск Северо-Казахстанской области. Ну а с собой-то что взяли? Ничего. Да нечего было и брать-то. В комнате, в которой мы жили, и было-то две кровати, диван, стол. Думали, что война быстро закончится, и бабушку мы оставили в этой комнате, беречь жилье.
Только приехали, нас всех выгрузили. Люди в то время настолько были добрые. Сами в кухне ютились, а нам, эвакуированным, предоставляли жилье. Вы представляете, насколько это были добрые люди! Сейчас уже таких людей нет.
Там 347 завод был, прожектора выпускали, которые освещали самолеты, если самолет заметили в небе, его сразу освещали и с зениток сбивали. Из этого завода рабочих погрузили в наши вагоны и отправили в Москву. А матерей с детьми оставили в Петропавловске.
Ну какая может быть жизнь? Мать одна работает, брата старшего увезли. В 1942 году пришел срок, его на фронт взяли, в Ленинграде было техническое училище, и после его окончания он стал лейтенантом. И в Казахстане мы за него по аттестату получали 700 рублей. На эти 700 рублей мы покупали мешок картошки (он стоил 500 рублей) и вот так выживали. И карточная система была. Мне давали 300 граммов хлеба, сестре — 600 граммов и матери — 600. И вот 1,5 кг мы получали по карточкам хлеба, масла тоже поллитра на всю семью. Вот такая жизнь была в Казахстане.
Я пошел учиться в 4 класс.
Война закончилась, и брат (он был уже капитан, дошел до Будапешта, потом их перебросили в Новосибирск) нас привез не в Москву (в Москве бабушка умерла, комнаты там уже не было), а назад на родину, в Мокеевку.

• А вспомните это ощущение, когда закончилась война.

Ой, когда закончилась война, все бежали, целовались, обнимались. Это в Казахстане мы застали. Сколько было радости! Да… радость!

Но мне в жизни всегда везло на добрых хороших людей. Когда я был в деревне, нас раскулачили, ну не раскулачили, а нас хотели отправить на станцию Буй, поддержку мы чувствовали всегда. В Казахстане я окончил 7 классов. Дальше пошел в радиотехникум, чтобы получать 600 граммов хлеба (студентам давали), а то только 300 получал. И вот я окончил только 2 курса, и брат нас увез в нашу деревню. И я начал работать в колхозе, там нас посылали заготавливать дрова, пиломатериал. В этом колхозе я проработал, наверное, года четыре. И потом меня директор школы (у меня все-таки 2 курса техникума было (смеется)) Архангельский Николай Николаевич (вот все наши медики оканчивали Ивановский медицинский институт, где работала его дочь Альбина Николаевна Архангельская, а его жена Зинаида Тихоновна была преподавателем русского языка и литературного чтения) взял меня в школу счетоводом (выживать-то надо было, денег не было, мать пенсию никакую не получала, раньше не было этого, мы без отца остались). И я 1948-49 годы работал счетоводом у него в Гостининской школе, где я начинал учиться. Я всех директоров школы до сих пор помню. И вот Архангельский, директор школы, говорит: «Вася! В Коврове есть школа машинистов, при техникуме отделение машинистов паровозов, где учиться 3 года, кормят бесплатно, одевают бесплатно (форму дают) и 100 рублей стипендию платят».
Он меня отправил в Ковров, и я поступил (я запросто все экзамены сдал, я все-таки 2 курса техникума окончил (смеется)), и стал я учиться. И главное, что только год проучился, и меня забирают в армию, срок подошел. А то в школе машинистов была бронь, не брали, потому что в Союзе не хватало в это время на железнодорожном транспорте машинистов с образованием. Были какие-то аварии, и признали, что не подготовлены машинисты, по указанию Сталина были организованы трехгодичные школы машинистов. И вот как раз в Коврове при техникуме была одна из таких. Бронь сняли и почти половину курса забрали в армию.
Везут, везут… куда везут? — Где ворона костей не носит. И привезли нас в город Красноводск на берегу Каспийского моря в Туркмению (пустыня Каракум), Баку по одну сторону, а Красноводск по другую. В Красноводске даже пресной воды своей не было. Солдат ко всему привыкает. Четыре с половиной года я там пробыл, и служил я в истребительной авиационной дивизии. Когда я приехал туда, летала наша дивизия, 14-я гвардейская истребительная авиационная Кировоградско-Будапештская Краснознаменная ордена Суворова дивизия, на поршневых самолетах, реактивных не было. В 1952 году уже появились реактивные самолеты, сначала УТИ МиГ-15, это спарки, то есть летают инструктор и летчик. Переучивались. Потом МИГ-15 уже боевые. В дивизии 3 полка. И вот что характерно, командовал дивизией Пазычка, Доценко — начальник штаба, Вдовиченко — начальник кадров и Файзулин (был один татарин) — начальник оперативного отдела. Я уже когда приехал, все-таки два курса техникума (смеется), меня взяли в управление дивизии диспетчером. Вот в этой дивизии я обращался среди этих командиров и командиров полков, которых я, как говориться, по звуку уже узнавал, знал какой командир с какого полка звонит, знал даже командиров звеньев некоторых. У нас даже с Мурома были ребята-летчики, приезжали на командный пункт, когда я дежурю, с шоколадками, угощали меня, земляк. И вот этот Файзулин очень не любил украинцев. А мы все дружили, не разбирали кто русский, кто украинец. В 1952 году мне дали отпуск, из Туркмении приехать сюда, в Мокеевке мать у меня была. И вот Доценко — начальник штаба, за то, что у меня были перешиты брюки (военные галифе мы перешили, молодые были) задержал мне отпуск. А в это время Пазычка отсутствовал, а был командир дивизии Печеный, его заместитель, и он: «Немедленно отправить с первым же пароходом Грунина в отпуск». Дней десять я побыл дома в Мокеевке.
В 1954 году я демобилизовался. Меня оставляли диспетчером работать на гражданском аэродроме, но я не остался. Приехал в свою деревню и сразу в Ковров. Там Федорук был директор техникума железнодорожного, нас не берет, я с другом — Мичурин Саша, вместе мы служили, он с Мурома, мы и в школе машинистов вместе начинали. В армии меня в 1952 году в партию приняли (я не хотел вступать, но подумал, все простил и вступил, что сыграло в моей дальнейшей судьбе ключевую роль). Мы с другом идем в горком партии, только один звонок секретаря горкома партии этому Федоруку: «Зачислить на все виды довольствия и выдать обмундирование». И все. Я еще в 1955-1956 году окончил два курса трехгодичной школы машинистов в должности помощника, чтобы стать машинистом, надо было наездить 25 тысяч километров за время учебы. И вот я ездил из Владимира до Вязников, лопата-уголь — помощник машиниста топку топи, с тендера кочегар мне уголь подает в лоток и машинист. И вот водили поезда. А в ту сторону до Орехова ездили. Другой поезд попадает до Петушков, где его расформируют, в Петушки приедешь в столовой и поесть нечего, а в Орехово приедешь — смотришь колбаска есть и все остальное, уже Москва. И вот наездил я эти 25 тысяч километров, сдал госэкзамены, получил права управления. И в конце 1956 года работал во Владимире уже машинистом.

Не страшно Вам было управлять поездом? Или это Ваше призвание?
Видимо, призвание. Хотя дело не только в этом. Машиниста труд ценился. И зарплата всегда стабильная. А мне надо было из бедности-то вылезать. Мы же бедные в деревне были. И вот машинистом я стал.В 1957 году я приехал на Волосатую. У меня мать-то так и жила в деревне, вот я поближе к матери. В то время машинистам, членам паровозной бригады, давали 10 килограммов муки серой и 10 килограммов муки белой. Вот я 20 килограммов муки получу и отправляю матери, ей же надо выживать было, сестра у меня еще старшая была.В 1957 году я женился. Невесты, конечно, были у меня, а в Коврове сколько было невест. Никогда не думал, что на Волосатой встречу свою судьбу. У нас вся Мокеевка на Горбатку переехала. А тут я один на Новом Быту, еще Терехин Егор, кузнец, вот он с Гостинино. И все. Смотрю в буфете молодая, красивая, белолицая, все при ней (смеется). Причем ее судьба, тоже такая же, как у меня. Она из деревни Рыково, по отцу четырнадцатая по счету, у дедушки Китая (так его называли, потому что у него было много детей), ее отца, от первой жены было пятеро детей, а от второй — девять: три сестры (среди них моя жена) и шесть братьев. Все братья жили на Волосатой, только один в Тольятти.

Сначала, как приехал, я у Щавлевых жил на квартире. А потом нужно было определяться. Мы ровесники с ней. Ее звали Анастасия Титовна Потапова. Так и женился.
Работа моя на железной дороге мне нравилась.
Конечно, сначала дико было, на «овечках» (так любовно называли машинисты локомотив серии «О») ездил по маршруту Новлянка-Костенец-Нерудное. А потом отправили на курсы тепловозов, на переквалификацию. Я уже работал на большом тепловозе 2ТЭ10Л, 2-х секционном, там своя электростанция, свой ток, мы уже без нужды водили поезда, лопата не нужна, уголь не нужен, только солярка.
Сначала жили у тещи, года не прожили, говорю: «Настя, давай будем строить свой дом». А она мне: «Вася, я рада.» Тесно нам было там.
У нее все-таки братья, помогали, у одного машина была «Студебекер», можно было лес привезти. А ведь все было непросто. За лесом ходили за 15 километров, там пилой ручной (она у меня до сих пор есть) надо сосны все свалить, надо обработать, бревна надо струлевать, чтобы потом на сани погрузить. Целая проблема была. И мы вот с Настей решились. Моя мать все говорила: «Вася не потянешь, не потянешь, зря ты это». Но мы сказали: «Выстроим, не в год, в два». И за два года мы выстроили этот дом с Настей. И пришли в свой дом жить, стол нам дали, кровать была, табуретки две самодельные, а стол этот самодельный до сих пор на кухне стоит.

Вот Вы не боитесь трудностей, Вы все рассказываете с улыбкой, но ведь это было тяжело и трудно.
Конечно, тяжело. В то же время работа, вот сейчас день-ночь — двое суток отдыхаешь, а мы раньше работали на паровозах день-ночь день-ночь, никаких выходных не было.

Вот дайте совет молодым, как нужно брать себя в руки и делать?Цель перед собой ставить?
Сейчас молодежь, мне кажется, уже не та.
Я вот помню мы с Настей ссуду три тысячи взяли, очень хотели свой дом, можно было получить квартиру, но нам не хотелось. У нас было свое хозяйство. Сначала мы с Настей купили козу, потом две стало у нас козы и каждый год поросеночка держали. Нужно было ведь не только дом построить, но и двор. Помню террасу как строили. Машинистам за безаварийную работу в течение года давали месячную зарплату, как премию. И вот, чтобы террасу выстроить, мне дают эту премию, я тут же плотников нанимаю, и мне строят террасу.
Вот Вы говорите молодежь сейчас не такая. А почему вы такими были? Время такое было?
Время такое было… да.
Смотрите, вы старшее поколение трудились, чтобы будущее поколение жило хорошо, и ведь так и получилось.
Да, получилось. Сейчас вот мои дети разве плохо живут?!
Василий Степанович! Спасибо Вам огромное за Ваш труд, от нашего молодого поколения Вашему, потому что ваш труд, который позволил дать вот эту подушку безопасности нам всем, как мы живем легко, по сравнению с вами, это вам огромная благодарность от всех нас.
А ведь Вы представляете, какой физический труд был тяжелый. Покосить негде было травы, для того, чтобы козу держать мне отпускали на 17-м километре сотку. И вот, с Гнеденко, это помощник мой был, мы ездили косить туда траву. И один раз машину везли оттуда, в лесу рулевую выбило, через сосну переезжали, ночью все разбирали, костер разожгли, чтобы отремонтировать. Все делали, чтобы козу продержать. А потом участок картошки свой был, и еще в другом месте сажали. Двух коз держали, от двух коз пять козлят и пятнадцать овец было. Хорошо косить попроще стало, поближе. Вот как трудились, но, главное, у нас все было свое. Старались ради детей.

В 1958 году, в мае, у нас дочь родилась, потом сын.
Люда окончила Владимирский политехнический институт, сын окончил МИИТ (Московский инженеров транспорта институт), но он не пошел на железную дорогу, его «заразили» здесь спортом, Николай Иванович Жильцов был физруком, и он на лыжах сильно бегал. И сейчас мой сын работает в Одинцовской спортивной школе олимпийского резерва тренером по биатлону. И дочь у него биатлонистка. Сын его работает в ФСБ и жена сына тоже. А еще одна дочь у сына на пятом курсе учится на врача-травматолога (она уже тоже мастер спорта по биатлону).
А у дочери две дочери, они обе окончили тоже МИИТ. Люда работает в управлении Московской железной дороги, ее дочь и оба зятя тоже.
А я спорт любил с детства. Занимался в Казахстане, был хоккей с мячом, и в футбол играл. И тоже везло мне на добрых людей. Вот почему я говорил сначала про это. Когда мне было около 10 лет, меня все брали в приимыши. У одного пять дочерей, а сына не было, он отдайте мне Васю, я ему гармонь куплю. А другие брали по-свойски так, а я поживу у них, отъемся, маленько поправлюсь, а у нас есть даже было нечего, и снова убегаю. А в Казахстане когда учился, в одном классе нашем собрались, вот как на грех, большие тузы областного масштаба. У одного отец из госконтроля ЦК партии Казахстана по Северо-Казахстанской области, у другого отец был облвоенком, это друзья мои, с которыми я учился в семилетке, у третьего работал секретарем горкома, еще у одного — второй секретарь обкома партии. У нас была футбольная команда, и они меня все время брали, их кормят и меня накормят. А когда из Казахстана уехал я, мы больше не общались, потерялась связь.

Василий Степанович, Валентина Степановна нам говорила, что Вы и сейчас очень активны.
Мой день, допустим, начинается так: в 7 часов, как график, я встаю, убираю постель, дальше начинается физзарядка, минут 12 делаю, то есть у меня свои упражнения: 20 раз приседаю, 20 раз делаю наклоны и другие упражнения. Если тепло, иду на улицу, там у меня кран, раньше я обливался холодной водой, а сейчас я по пояс умываюсь холодной водой и растираю тело. Даже когда дети, внуки приезжают, я все выполняю по своему графику. Дальше начинается (смеется), таблетки выпиваю, без них никуда. Потом у меня завтрак. А там на улицу выхожу, покошу немножко, у меня коса обычная, как раньше, то кусты надо обработать, за всем нужен уход, цветы дочь насажала, а я поливаю, ухаживаю. Она говорит: «Пап, это, чтобы когда ты выйдешь, тебе приятно было, чтобы ты у нас долго жил». Вот девять лет будет скоро, как я один, не было ни одного дня, чтобы она мне не позвонила.

28 лет я проработал машинистом, а всего 38 лет на железной дороге.
По настоящему я до 26 лет не мог определиться. Видите как. То в техникуме учился, не успел, два курса только окончил, в Мокеевку уехали, в школе машинистов только окончил один курс, армия. Видите как. А в колхозе-то когда работал, нас посылали в Гусь-Хрустальный, я там работал на торфпредприятии, там гидроторф большой струей воды размывали, и гидромассу эту гнали моторы на поля, везде дренажные канавы, вода эта уходит, а торф остается, потом его трактора резали на кирпичи. Во время войны и после войны наши котельные работали на торфе. Вот я и в Гусь-Хрустальном поработал. А в техникуме, когда учился в Казахстане, там на полях работал, нас в летний период на три месяца почти отправляли на эти работы. А поля в Казахстане знаете какие, глаз не окинет.
Василий Степанович, а как Вам сейчас живется?
Да сейчас только бы жить… только бы жить. Я считаю, Владимир Владимирович Путин, дай Бог ему здоровья, все-таки многое делает. И в поселке у нас многое делается, а на Горбатке еще больше. А ведь раньше из камней, из булыжников выстилали дороги, возьмите хоть на Есипово дорогу, это моя дорога, с Мокеевки на Вощиху, в Вощихе — одна на Селиваново через Есипово, а другая на Горбатку через Аксеново (в Аксенове были девчонки самые красивые, аксеновские девчонки. В Исакове тоже симпатичные были).
А выбрали волосатовскую
Да, судьба (смеется).
В Коврове тоже две невесты были. Главное, одна невеста приглашает меня на день рождения, с которой дружил, и она свою сестру приглашает двоюродную Дору, помню рыжие волосы, и вот та, у которой день рождения остается дома, а эту я провожать пошел. А потом мать привез сватать ее, но она отказала, у нее был друг. Я быстро находил язык с подругами, вот смотрю на танцплощадке, раньше танцплощадки же были, вот в Казахстане три парка было, и в каждом духовой оркестр играет, ну уж мне было 15-16 лет, и вот посмотришь, какая девушка, ой … Я быстро находил общий язык, и друзья все время мне завидовали. Ну молодой был. Там вон на фотографии посмотрите на меня молодого. Но моя вторая половинка ждала меня на Волосатове.

Я жизнь прожил не зря. У меня дети, внуки, три правнука. И, главное, что в жизни мне встречались добрые люди. Я за все благодарен судьбе.

Валентина Степановна Кобякина — глава администрации Волосатовского сельского поселения:

«Я горжусь, что у меня на территории проживают такие люди, которые могут что-то рассказать, дать совет, а самое главное, это люди, с которых нужно брать пример. Василий Степанович один из таких!
Вот он прошелся по нашей хоккейной площадке и сказал:
Все хорошо, коробка хорошая, детская площадка хорошая, но есть замечание.
Какое?
Турника нет для юношей. Это очень важно, в армии сразу смотрят, как человек может подтянуться. Я сказала, что надо тогда делать. Вот он всегда помогает нам советом.
Василий Степанович — очень активный человек. Вы уже поняли, да, это. Его интересуют все дела, которые проходят не только в поселке Новый Быт, но и на территории Селивановского района. При личной беседе я задала вопрос: «Василий Степанович, а Вы телевизор смотрите, программы, новости? Он говорит да. И он мне начал рассказывать все, что происходит у нас в стране. Он посещает у нас мероприятия, проводим ли мы в клубе или в библиотеке, мы его приглашаем, он очень ответственный, обязательно придет. День Победы празднуем вместе, он всегда почетный гость — ветеран труда, труженик тыла, и я уже не могу представить, если Василия Степановича не будет на митинге. Я безмерно благодарна ему за все, что он для нас делает!»